Ничего не подозревая, я легкомысленно вылез из
Настиного автомобиля, и в ту же секунду у меня под ногами раздался взрыв,
полыхнул огонь и появился дым! Я отшатнулся в полуобмороке…
– Какой урод взорвал шашку?! – закричали в мегафон. –
Их всего шесть осталось!
Я сразу подумал про себя. Мегафону, посмеиваясь,
ответил другой мегафон:
– Не волнуйся, Кэп, подвезли шашки! Взрывай, не хочу!
Хоть половину Берлина!
– Отлично! А взрыв мне понравился! Брутальненько!
Оба мегафона звонко расхохотались раскатистым эхом.
Задев меня углом, мимо пронесли нарядный, сияющий чёрным лаком, гроб. В гробу
сидел живой покойник. В белых руках покойник держал бутылку минеральной воды.
– Гроб не нужен! – Закричали в мегафон.
Работяги резко опустили гроб, покойник вывалился.
– Отцы, вашу мать! – заголосил покойник. – Вы чего?!
Так же и убить можно!
– Ты и так уже на том свете! – сообщили ему. И
добродушно добавили еще несколько слов. Про мать…
Вдруг кратковременно, но обильно пролился дождь…
– Выключите поливальную машину! – завизжал мегафон. –
Воды же нет ни черта! Дождь сразу после покойника и убитого! В порядке живой
очереди!
«Дождь» выключили, но я всё же успел промокнуть…
– Собака где?! Гав-гав!.. – загавкал мегафон. – У нас
на месте убийства воет собака!
Мимо меня пробежала юная барышня. За барышней самостоятельно,
без всякого поводка трусила такса, похожая на сардельку. Компенсируя
неторопливость, такса озабоченно подрагивала кончиком хвоста и замшевыми ушами.
Я засомневался. И не зря…
– Что это?! Что ты мне привела?! – возмутился мегафон.
– Нужна нормальная собака! Овчарка! Или дог! Где полиция?!
Стряхивая с рукава капли дождя, покойник, булькая
водой, подошел ко мне.
– Массовка? – с пониманием кивнул он.
– Что-то вроде, – в сомнениях сказал я.
– Нравится? – вблизи мертвец был страшен, одни серые
губы чего стоили.
Содрогнувшись, я не успел ответить. В опасной близости
от нас с воем пронесся автомобиль фиолетового цвета, на борту которого почему-то
значилось: «Следственный комитет».
– Пока не знаю, – я опять вздрогнул.
– Вам понравится, – убежденно кивнул покойник и опять
сосредоточенно булькнул водой, – я в искусстве третий месяц, а уже по ночам не
сплю.
Воду из бутылки он пил осторожно, чудовищно вытягивая
губы, опасаясь испортить грим. Смотреть на него было неловко, я взглянул на
небо, там собирались тучи.
– А чего не спите?
– Рисунок роли, – он в глубокой задумчивости уставился
куда-то себе под ноги.
Я проследил его взгляд. И увидел затоптанные окурки –
массовка...
– Обдумываю рисунок роли, – сказал покойник низким
значительным голосом.
Я нервно оглянулся, но Насти нигде не было.
– Вы не нервничайте и не оглядывайтесь, массовка как
раз здесь собирается, я знаю.
– От сердца отлегло.
– Должен, просто обязан вас огорчить, – покойник
жутковато сощурился и склонил голову к плечу, рассматривая меня, – вы не для
массовки.
– Не подхожу?
– Если честно, нет!
– Досада! Я надеялся приобщиться… – я хотел добавить
«к искусству», но решил, что это прозвучит издевательски по отношении к
покойному.
– Вы фактурный, – он улыбнулся белыми губами.
– Какой?
– Большой. Выделяетесь из толпы.
И тут опять заполошно закричали в мегафон, но уже
женским голосом с мужскими интонациями:
– Где мертвец бегает?! Премии лишим!
– Я здесь! Здесь! – живо закричал покойник, теряя
значительность.
– Четвертый павильон!
Покойник убежал с недостойной смерти суетливостью. Я
вздохнул с облегчением, а зря – мне с криком протянули конец пожарного гидранта.
– Тащи, бля, дальше, на!
– Ребята, а вы…
– Не разговаривай, отец, тащи, бля! Там, мать, люди,
на, ждут! Четвертый павильон! Куда, бля, мертвеца погнали на убой!
Я поволок гидрант к четвертому павильону, думая о том,
что зря я эту сцену сочинил – похороны в дождь. Порожние штампы сплошняком, как
говорил режиссёр Немых (Косых, Кривых). Да и сама смерть, по версии Немых
(Козлых, Штампых) – штамп.
У меня кто-то принял гидрант и тут же из тревожных
сумерек похоронного павильона неожиданно выскочила немецкая овчарка, точнее
овчар, и я, замерев от ужаса, услышал:
– Не дергайтесь! Смирно! Стойте! И он не укусит! – предупредила
меня хозяйка пса симпатичная, упитанная до гармоничной полноты девушка в очках,
нервная, как и её пес.
– Надеюсь на его порядочность, – сказал я, собирая волю в кулак.
В этот момент мне в бок саданули лестницей, прицельно
в то место, куда и гробом.
– Чего, бля, встал, стояло?! Отойди, на…
Нас стали обносить лестницей невероятной длины –
метров на сто. И весь наш разговор про талоны и помощника режиссёра рабочие несли
эту лестницу.
– Вы помреж? Помощник режиссера вы?! – дама с трудом
удерживала на толстом поводке своего подозрительного пса. – Нам нужны талоны! –
хозяйка пса нервно поправила очки. – В столовую... Где талоны?
Пес вдруг резко оскалил клыки и с недобрым прищуром
посмотрел на меня. Овчар смотрел молча, без слов, но в его бесстрашных глазах я
отчетливо читал вопросы: «Талоны наши, кобель, где девал, а?! Нюх потерял,
да?!»
Скажу сейчас, что я не помреж, и она тут же спустит
своего зверя с поводка. С другой стороны талонов на питание у меня не было. Я
мгновенно почувствовал себя виноватым.
– Я не совсем помощник…
– Где, мать вашу, наша собака?! – Мегафон зашелся в
истерике.
– Собака и я здесь! – закричала хозяйка пса в
таинственную траурную темноту четвертого павильона. – Но без талонов на питание мы
отказываемся сниматься!
Лестница все-таки закончилась. Подумалось, если лестницу приставить к МГУ, то будет до Луны.
Меня решительно взяли за рукав, и энергично увлекли в
безопасную от пса сторону.
– Быстро сюда! К свету. Сюда. Скорее!
У меня на голове оказалась чёрная фуражка офицера СС.
На плечи мне небрежно накинули китель с плетёным погоном. И тут же всё вокруг
озарила бесшумная фотовспышка.
– Он может сыграть майора! – уверенно кивнул мне
фотограф, странный дядя, по виду – слепой. На фотомастере были надеты чёрные
круглые очки незрячего, и было решительно непонятно что он в этих очках
различал.
Какая-то дама, пикантно прижимая к пышной мягкой груди
кипу бумаг, интимно взяла меня под руку. Во рту у дамы дымилась сигарета,
заправленная в мундштук с белой точкой – Dunhill.
– Вы Капустин? – утверждая, спросила дама значительным
глубоким голосом, интонациями ее голос был похож на голос живого покойника. –
Вы же будете пробоваться, да? На роль майора СС? – она деликатно пыхнула мне в
лицо медвяным ароматом отличного табака.
– Подполковника, – уточнил я наобум, – оберштурмбанфюрера.
– Как?! А разве... – дама зашелестела своими бумагами.
– Странно…
– И я Морковин, – неожиданно представился я,
зарифмовав Капустина.
Меня опять озарила фотовспышка.
– Волосы убрать с ушей… Зоя! – фотограф лениво
оглянулся. – Та, что не Монроз!
Какая-то девица (Зоя?) возникшая из ниоткуда, быстро
спрятал мои волосы за уши, и опять я был ослеплен фотовспышкой. Я даже не успел
возмутиться…
– Ура, – сосредоточенно сказал фотограф.
– Ура-то оно, конечно, ура, – озабоченно сказала дама
с бумагами, попискивая изысканным мундштуком, – но у меня тут есть только актёр
Капустин. И майор. И нет решительно никакого Морковина!.. И подполковника нет.
Сочувствуя, я пожал плечами немецкого кителя.
– Может быть, вы Морковкин? – дама трагически
заглянула мне в глаза.
– Может быть, – засомневался я.
– Морковкин… – она с надеждой стала листать свои
бумаги, – вроде был...
Дурдом, подумал я, снимая фуражку. Фуражка была
плотная, настоящая. Я передал фуражку фотографу, этому Базилио. И китель снял
от Hugo Boss.
– Вы куда это, а?!
– Шнапса выпить, – я нашелся немедленно.
– А пробы? – закричала дама с мундштуком.
Но ей, помахивая фотоаппаратом, ответил этот слепой
Базилио:
– Зафиксировано!
Я пошел к машине Насти, выбрав, как мне казалось,
наиболее безопасный маршрут.
– Эй, мужик! Выпить хочешь?
За павильоном прятались два неудачника, что тащили
бесконечную лестницу.
– Третьим будешь?
– Шнапс? – я удивился, меня первый раз в жизни назвали
вот так – мужик.
– Зачем шнапс? – Они тоже удивились. – Что мы – не русские?
Водка!
И тут на меня набежала Настя:
– Поехали!
– Наконец-то!
– Ты вымок что ли?
– Вымок... Я тут чуть не погиб… два раза. Или три… Где
была-то?
– Чтобы подписать бумаги, режиссер Немых долго
заучивал буквы своей фамилии. Он же пишет ещё хуже, чем снимает кино! Ладно,
погнали!
В машине я раскрыл пухлую сценарную папку и
содрогнулся, прочитав заголовок: «Натэлла и Тбилисские вампиры из Тбилиси». И
первые строчки: «Натэлла замедленно оглянулась. Спасения ни было. Из всех
сторон на неё наступали жестокие и без пощадные площадные вампиры».
Заявка на сериал была написана левой ногой…
отрубленной. Когда «площадные» и «без пощадные», то, разумеется, «спасения ни
было». Сценарии, присланные на студию от «свободных» авторов, просил меня
просмотреть наш горячий Пирожков Коля, продюсер.
– Чтоб тебе пусто было!
– Не ругайся, – заулыбалась Настя, – Пирог хочет, как
лучше.
Мы выехали на субботнюю пустую Мосфильмовскую, и вдруг
на Москву – в секунду! – обрушился ливень.
– Режиссёр через «ё» Немых всю смену дождя хотел, –
Настя засмеялась, – наверное, уже отсняли под поливальной машиной! Классика!
– Сбрось чуть-чуть, – я немного испугался, – дождь!
На спидометре у нас было девяносто и лило у нас так,
что дорогу не видно. Настя кивнула и… стала плавно прибавлять скорость.
– Смотри, – сказала Настя, – после ста теряется
ощущение опасности.
– Умереть неожиданно – это счастье, – вспомнил я
Цезаря, – может быть, сейчас?
– Со мной – никогда. Я – твой оберег!
Легко подумалось о смерти, сразу же после бессмертия…
Мысли о бессмертии прервал, как мне показалось,
истошный звонок сотового телефона.
– Актер Морковкин убивается веником, – проорал в
трубку Колька Пирожков, – тебя утвердили! Сразу же! Как только фотограф
отпечатал фото фуражки, а в ней – твою гнусную физиономию!
– Кто меня утвердил? Куда?! – ничего не понимая, я
забеспокоился.
– Питер Йоркин тебя утвердил, наш режиссер с ZDF! На роль подполковника СС! – Сашка замогильно
засмеялся. И вдруг оборвал смех. И зловеще добавил: – Нацик проклятый, рожа
твоя фашистская! Я всегда знал, вернее, подозревал... Есть в тебе что-то
немецко-эсэсовское! Есть!
(Мосфильм, когда-то в июле, 2006 г.)
5 комментариев:
Смешно и задорно, как хорошо что есть киносъёмочный процесс!)))
Алексей, спасибо )))
– Может быть, вы Морковкин? – дама трагически заглянула мне в глаза.
– Может быть, – засомневался я. Ахаааааа!!! Припомнилось – https://www.youtube.com/watch?v=gYQbrE1fnRM...
В Доме кино догонял родителей и сломя голову бежал через две ступеньки вверх и вдруг долбанулся головой... во что-то мягкое. Это что-то ойкнуло. Поднимаю голову и теряю дар речи. Андрей Александрович потирает живот и говорит мне, Ну ты, брат, даешь! Осторожнее!
Я осторожнее пошел догонять родителей, а он пошел вниз. Незадолго до его смерти было. Так что я считаю, что я лично - вот этой вот головой - знаком с Мироновым )
Отправить комментарий