Мечта Румыния.

Он повернул ручку ближней левой конфорки и почувствовал тонкую тень настоящей неприятность, как если бы пломба микронно сместилась в коренном зубе. Затем в недрах газовой плиты – совсем близко – раздался тихий звякающий звук металла о металл. Ручка конфорки, потеряв всякое сопротивление, стала безвольной.

Он машинально проверил языком пломбу в коренном нижнем зубе, все было в монументальном порядке. С облегчением, неловко вынул конфорки из их заскорузло родных гнезд, приподнял «стол» плиты и увидел, что сломалась регулировка подачи газа. В таинственных пыльных внутренностях плиты он разглядел жухлую засушенную полоску бумаги, где имела место выцветшая бледная печать: «Made in Romania», ниже была дата: «12.02.1970». Это было нечто вроде «послания с того света», привет из коммунистического вчера братской Румынии товарища Николае Чаушеску.

Иван вспомнил пятый класс, свои двенадцать лет, румынские боевики режиссера Серджиу Николаеску про комиссара полиции Тодора (или Тудора?) Миклована, «Чистыми руками», «Последний патрон», еще что-то не проявившееся в памяти, кажется «Комиссар полиции обвиняет», и всюду – шляпы, костюмы, улыбки, револьверы.

Затем Иван вспомнил несостоявшуюся поезду всей семьей на Черное море, в Румынию, в город-порт Констанца. В начале все было хорошо, Иван даже ходил с матерью в фотомастерскую «Этюд», где их запечатлели вместе для заграничного паспорта.

Для «ускорения дела путевки» отец, начальник строительного участка, «выписал» кому-то целую машину какого-то бруса. Родители уже составляли маршруты: Курган – Москва, Москва – Бухарест, и наконец, Бухарест – Констанца. Иван вожделенно мечтал о жевательной резинке, джинсах и девушках в купальниках «бикини» на импортном пляже, где, вероятно, их можно было бы спокойно рассматривать. Увлеченный в то время фотографией, он даже задумал взять с собой фотоаппарат «Смена-8М». И все мечты сложились в мозаичное заграничное слово: «Румыния». Но тайная механика грубых взрослых связей где-то дала сбой, поездка не состоялась. От мечты остался яркий рекламный проспект и карта побережья Черного моря с подчеркнутым красным карандашом словом: «Констанца».

«Еще не хватало взорвать дом, – похолодев, подумал Иван Носкович, – черт побери, а ведь придется менять газовую плиту. Это же сколько же они нынче стоят?»

Когда он звонил в мастерскую, он еще тешил себя надеждой: «Обойдется. Заменю ручку конфорки и все дела!» Но пришедший мастер с занудной мрачностью сообщил: «Еще и то скоро сломается, и вот это еле держится, словом, ремонт обойдется в половину стоимости новой газовой плиты, лучше купить новую!» С тем мастер и ушел, не забыв взять деньги «за советный визит». Он так и сказал: «Советный».

Носкович позвонил в специализированный магазин «Мир газа и плит» и выяснил, новая плита – это его месячная зарплата. Имея образование историка, Носкович работал «свободным грузчиком» в супермаркете «Метрополис», который находился по соседству, вышел из подъезда и почти на работе – удобно.

В «Метрополисе» Иван имел репутацию «шелудивого еврейского интеллигента», потому что «других среди вас нет». «Русский по имени» и «еврей по фамилии» Носкович не обижался ни на интеллигента, ни на еврея. Отец как-то сказал ему: «Мы не из еврейских, а из белорусских евреев», но коллеги-грузчики об этом ничего не знали, они вообще, пережидая жизнь с комфортным облегчением, мало что знали. Между тем, Иван любил свой физический труд. Заранее видя объем товара, что он должен был переместить из одной точки в другую, он прикидывал свои действия как полководец, который планомерно освобождал территорию от врага. Это помогало в работе и благостно отвлекало от любых мыслей. Кроме того, Иван покупал продукты с «половинной» скидкой, что-то удавалось «подворовывать по мелочи», были небольшие премиальные «за превышение погрузочной нормы», денег вроде бы хватало на простую, не обремененную крупными тратами, жизнь, и вот незадача – новая газовая плита.

«Неделю продержусь как-нибудь, – прикидывал Носкович, – пельмени и колбаса есть в холодильнике, а потом получу зарплату, тогда и закажу!» И всю эту неделю, отложив все имеющиеся до зарплаты деньги, Иван экономно ел пельмени с колбасой и делал подсчеты: стоимость новой плиты, доставка, демонтаж старой плиты, установка новой, утилизация старой плиты. Он звонил «по организациям», подбирая оптимальных заказчиков, но все равно, сумма получалась разорительной.

«Ничего, побуду банкротом, – мужественно и раздельно утешал себя Иван, – раз в пятьдесят лет надо менять плиту. Жену. Квартиру. Автомобиль».

Жены у Носковича отродясь не было. В небольшой квартире, доставшейся ему от умерших родителей, он «безвылазно» жил с 1972 года, когда семья переехала в только что отстроенный дом, где еще долго пахло свежей краской и побелкой. И сколько он себя помнил, в их кухне стояла именно эта газовая плита, как выяснилось днями, made in Romania. На автомобиль он так и не накопил, и вообще, не накопил ничего.

Как-то раз, после не совсем бурно, но красиво проведенной ночи с Мариной, продавцом из мясного отдела «Метрополиса», она сказала ему:

– Думала, у мужика, у которого в пятьдесят лет ничего нет, хотя бы член большой, но он у тебя обыкновенный.

Более всего в Марине ему нравилась ее половинная стеснительность: если халат, то распахнутый; если трусики, то прозрачные; если правда, то равнодушная. Иван пробормотал что-то нелепое, связанное с любовью, но Марина только бессильно рассмеялась:

– Какая любовь? Мне сорок годиков, грудь до пупа, задница в кресло не помещается, дочка скоро родит непонятно от кого, а тебе пятьдесят лет.

– Почти пятьдесят два, – поправил ее Иван.

– Тем более.

Преувеличивая, Марина льстила себе, ее всегда взволнованные груди были сдержанно подвижны, приятно весомы, идеальны на ощупь, что касается зада, то в определенной позе, при выгнутой спине, он вызывал ощущение благоговения, а ритмичный процесс добавлял к благоговению тяжелое и влажное слово: «круп».

Тогда Иван пригласил Марину в кафе «Рекорд», на улицу Рихарда Зорге. Носкович даже заготовил фразу: «Ты похожа на Нонну Терентьеву!», но затем передумал, советская актриса Нонна Терентьева была незнакома Марине, которая тоже предпочитала жить налегке.

– Мы не дети, – оборвала его приглашение Марина, – я хочу в постель без романтики.

…Наконец, наступил заветный – зарплатный – день. Следующим утром, в нерабочую субботу, Иван позвонил в «Мир газа…» и заказал новую плиту. Пообещали в течение дня. Носкович для чего-то сменил джинсы и надел относительно чистую майку с пылающим дирижаблем и надписью Led Zeppelin. После нескольких томительных часов ожидания позвонили снизу, неприятности начались. Плита вместе с упаковкой не помещалась в лифт. «Если понесем вручную, доставка будет в два раза дороже» – «Нет, я так не договаривался!»

Некоторое время они перепирались, затем грузчики пошли на компромисс, они разобрали часть упаковки, и таким образом втиснули плиту в лифт. Внесли покупку в прихожую. «А в кухню?» – «До кухни отдельный тариф, будешь платить?» – «Нет» – «Хозяин, корячься сам!»

Напрягшись, Иван расписался в бумагах, заплатил грузчикам и осторожно поволок плиту с вскрытой упаковкой в кухню, напоминая себе по дороге: «Грузчик я или теоретик?!»

В кухне Иван осторожно освободил плиту от остатков упаковки и залюбовался, плита сияла девственной чистой белизной. «Mercedes, не иначе, – подумал Носкович, – ах, если бы…»

Иван тут же позвонил в офис фирмы «Юпитер», еще раз уточнил стоимость услуг и вызвал мастера, который должен был отключить старую и подключить новую плиту.

– В течение часа, – сказали ему.

Иван заварил себе чай, добавил дольку лимона, и вышел на лоджию. «Новая плита, это как отчасти обновленная жизнь, – думал он, пробуя чай, – надо иногда делать подарки себе».

Он еще допивал чай, когда в дверь назойливо позвонили. Иван, полный непроглядных туманных предчувствий, открыл дверь. В квартиру ввалился молодой здоровый парень с громоздким рюкзаком за плечами. Небольшой лоб как по линейке, спрямлено переходил в огромный плоский нос. Не здороваясь, и не делая попыток снять обувь, мастер энергично протопал в кухню.

– Так, понятно! Кто вам менял шланг? Где бумаги?

– Бумаги? – Носкович оторопел от агрессивного напора, – какие бумаги?

– На установку вот этого шланга! – парень угрожающе потряс газовым шлангом, затем ловко открутил его конец от старой плиты, – сколько лет плите?

– Много.

– Так где бумаги? – заранее сморщившись, мастер с царапающим душу скрежетом резко отодвинул старую плиту.

– Прости… те, как вас зовут?

– Артур меня зовут.

– Иван. Я не знаю, где бумаги. Шланг меняла управляющая компания.

С кряхтением опустившись на колени, Артур стал откручивать болты, освобождая новую плиту от деревянного поддона.

– Я сейчас вам подключу плиту и оставлю бумаги, где будет говориться, что плиту вам подключила фирма «Юпитер». Бумаги – это ответственность.

– Артур, я бы хотел уточнить, сколько стоят ваши услуги, потому что…

– Сейчас, – Артур с проворной готовностью вынул из заднего кармана джинсов сотовый телефон, открыл калькулятор и… у Носковича потемнело в глазах. Сумма оказалась в два с половиной раза больше того, что ему обозначили в офисе фирмы.

– Но я договаривался о совсем других деньгах!

– А визит мастер? А откручивание болтов? А то, что я отодвигаю старую и из одного конца кухни тащу вашу новую плиту в другой конец кухни? Это все что, бесплатно?!

– Я и сам могу…

– Сам?! – Артур как будто ждал такого поворота событий, он молниеносно протянул Ивану отвертку, это жест был как репетиция удара, – на! Вперед!

Иван принял отвертку, неловко наклонил плиту, оказавшуюся в таком положении странно тяжелой, и стал нащупывать головку болта. Артур с пугающей ненавистью бубнил рядом:

– Бывают же такие бессовестные люди! Бесплатно! Даром! Может, мне вам еще и полы помыть?! И манную кашу сварить? И в магазин сбегать?

– Я уточнял три раза, мне называли совсем иную сумму! – Носкович, с трудом попав отверткой в головку болта, сделал оборот, затем еще один, но болт проворачивался. Покрываясь от натуги нездоровой испариной, Иван прихватил кончиком пальца гайку, и почувствовал, как синхронно с оборотом отвертки, в палец медленно впилась шершавая заноза. Этого только не хватало!

– Вы все хотите бесплатно! – голос Артура сорвался на крик.

– Успокойтесь! Не все бесплатно! Я оплачиваю отключение и подключение! – с натугой Иван открутил один болт. Но было еще два…

– Я что, бесплатно должен к вам ехать?

Носкович стал отворачивать второй болт. Раненый палец стал влажным.

– Я оплачиваю то, о чем я договорился в офисе вашей фирмы!

– Звоните в офис!

Тяжело дыша, радуясь передышке, Иван выпустил не докрученный болт, осторожно опустил плиту на пол, и взял в дрожащие от напряжения руки сотовый телефон.

– Фирма «Юпитер»! Чем мы можем вам помочь?

Заикающимся от негодования голосом, Носкович пожаловался на Артура, но Ивану ответили, «все верно, вызов мастера, болты, передвижение плиты по кухне, – это отдельные расходы!», затем добавили: «Вы просто неправильно поняли!»

– «Передвижение плиты по кухне»?! – Иван не верил своим ушам, – но вы меня не предупредили! – Носкович возмутился, но на том конце провода бросили трубку.

«Если, плача, заплачу, у меня не останется денег ни на утилизацию, ни на еду!» – с ужасом осознал Иван.

– Платить будем? – угрожающе уточнил Артур.

– Только за отключение и подключение, – твердо сказал Носкович, принимаясь выкручивать очередной болт.

– Бывают же такие упрямые, – зло сказал Артур.

– Знаете, бывают! – Ивану показалось, Артур может ударить его. На всякий случай Носкович прикрылся плитой.

«Глупейшее положение, – думал Иван, – я работаю за свои же деньги, а рядом со мной не совсем адекватный молодой человек!»

Третий болт сдался почти без боя. Пыхтя, Иван освободил плиту от поддона и бережно пододвинул ее к шлангу. Палец его занозно кровоточил.

– Так вас устроит? – с издевкой уточнил Иван и тут же пожалел об этом.

– Вполне!

Артур стал демонстративно нервно присоединять новую плиту к газовому шлангу. Иван пошел в ванную, подавляя выдох, вынул огромную занозу, достал пузырек с йодом и прижег ранку.

– Рассчитайтесь со мной!

– Сейчас!

Пачкая йодом купюры, Носкович рассчитался с Артуром, и тот, возмущенно рыча, убежал, демонстративно не закрыв за собой дверь. В квартиру потянуло запахами соседского борща, заработал лифт. Дуя на палец, Иван с облегчением закрыл за Артуром входную дверь. Был в этом Артуре какой-то надрыв, какая-то трагедия, но думать об этом Носковичу было уже ни к чему.

«Своих надрывов хватает, – успокаивая себя, думал Иван, – сейчас позвоню в фирму по утилизации и все закончится!»

Носкович позвонил в «Хлам-Утилизатор» и настоятельно уточнил сумму. «Да, все именно так, – подтвердил ему серьезный женский голос, – высылать к вам нашу команду?» – «Высылайте!» – «В течение часа!» 

И только тут Иван осознал, Артур не оставил ему никаких бумаг о подключении! Как же так!? Носкович позвонил в «Юпитер», но там было занято. Иван сбросил звонок и вновь набрал номер, тщетно! Он позвонил опять. В «Юпитере» было занято.

«Черт! До чего же все нелепо!»

Он полез в шкаф секретера и стал рыться в поисках «бумаги на газовый шланг». Вместо бумаги он нашел несколько фотографий родителей и фотопортреты самых красивых одноклассниц: Светланы Варгановой и Дины Блиновой. Это были живые глянцевые фотографии большого формата, выполненные на фотобумаге, которые он сделал в семнадцать лет фотоаппаратом «Зенит-TTL», помня все подробности съемок. На ту пору он азартно выискивал в киосках «Союзпечати» журнал «Советское фото», рассматривал снимки мастеров, предпочитая редчайшие фото обнаженных моделей, ходил на фотовыставки курганских фотографов. Но потом отец сказал ему: «Этим не заработаешь, если нет талантов в жизни, иди в учителя». И после школы Носкович поступил на исторический факультет Курганского педагогического института.

Иван вздохнул, бумага на шланг так и не была найдена, зато он решил вставить фото Светланы Варгановой в рамку и повесить на стену. Фотография не потускнела, не потрескалась, она сохранилась, как будто была сделана днями, как будто не прошло тридцать с лишним лет...  Радовало и другое, пока он почти не вышел за пределы своего «плитного» бюджета.

Иван сделал себе еще чашку чая, вспоминая какую-то английскую пословицу о том, что «чашка чая решит все ваши проблемы», или что-то такое же глуповатое и оптимистичное. Оптимизм всегда глуповат.

Иван попробовал электро-поджог новой плиты. Все конфорки работали идеально. Иван открыл люк духового шкафа. И шкаф работал превосходно. Затем Носкович еще раз позвонил в «Юпитер». Занято. «Похоже, меня внесли в черный список»

Позвонили в дверь. Позвонили не агрессивно, спокойно. На пороге стояли два мужичка неопределенных лет.

– Хлам-Утилизатор мы.

– Очень приятно! – неделикатно порадовался Иван.

– Стасик, – один мужичок кивнул другому, – выносим.

– Выносим, Горик.

«Стасик и Горик», – подумал Иван.

Грузчики обхватили старую плиту, приподняли ее и… с грохотом отвалился люк духового шкафа.

– Ишь ты! – сказал Горик, не удивляясь, но как бы подтверждая происшедшее.

– Точно, – сказал Стасик, – тащи упаковку, Горик! Без упаковки мы ее, сердечную, не донесем!

Горик протопал вон. Опять запахло борщом. Кроме мелких щенячьих имен, у Горика и Стасика было и другое несомненное достоинство, чтобы ни происходило, они были довольны своей розовобрюхой жизнью. Им было не любопытно, чем, кроме болезни и смерти, все закончится, в своем мире они всё знали.

– Хозяин, – с блудливым видом, Стасик почесал за ухом, – придется накинуть деньжат в копеечку за упаковочный материал, смекнул? – со дна своего вершинного превосходства, Стасик снисходительно смотрел на простофилю Ивана.

Удивляясь себе, Носкович приподнял крышку полумертвой плиты, осторожно оторвал ломкую желтую полоску бумаги с «Made in Romania. 12.02.1970» и спрятал полоску в бумажник.

– Смекнул, – мрачно ответил Иван, прикидывая, сколько именно он может позволить себе «накинуть копеечкой». Вышло чуть.

Наконец, грузчики, приняв добавленные деньги, и упаковав старую плиту в плотный целлофан, вышли вон. Запирая за ними дверь, Иван думал: «Борща мне не видать до следующего месяца. Впрочем, можно напроситься в гости к Марине».

Иван сделал себе бутерброд с колбасой и вышел на лоджию. Ныл занозный палец. Внизу гомонили дети. Два грузчика, Горик и Стасик, горячо обсуждая на ходу «холодный сорт пива», все еще скандально впихивали его старую румынскую плиту в грузовой фургон.

«Смешно, – думал Иван, но эта плита – часть жизни. Уезжают в небытие мамины каши и пироги, супы отца и его рагу, мой кофе, ночные посиделки в кухне, воскресные семейные обеды».

Иван доел бутерброд. Всё кончилось, семьи больше не было, но осталась гербарийная полоска с фиолетовой выцветшей печатной датой, частичкой румынской плиты.  

– Ерунда! – он негромко произнес это в слух, затем вернулся в кухню. Налил воды в ведро, вымыл пол в кухне и в прихожей. Сделал себе еще пару бутербродов с колбасой, заварил третью чашку чая и со всей снедью опять вышел на лоджию, в некое подобие «пикника на воздухе».

Подумал о том, что финал его жизни виделся, как желанное окончание надоевших, а потому затянувшихся уроков, где ты отвечал не очень хорошо. «Да что там говорить, – плохо отвечал». Что будет дальше, после смерти, второй год? А куда уйдут отличники? В институт? Он знал, если «посмотреть со стороны», то жизнь его не удалась, но он не испытывал по этому поводу ни разочарования, ни тоски, ни даже грусти.

Стойкие ассоциации с уроками были вызваны, вероятно, его недолгой практикой преподавания истории в средней школе. Но когда от отсутствия терпения и еды Советский Союз распался, Иван ушел из школы в ближайший магазин, ближе к продуктам и, хотя бы каким-то живым заработкам.

Он доел бутерброд, запил его чаем и немедленно принялся за другой кусок хлеба с колбасой. Иван и не предполагал, что он так голоден.

«Надо будет сварить штук десять пельмени. А завтра? А завтра напрошусь к Марине. Так и скажу, купил, мол, новую газовую плиту, сижу без денег. Настоящие мужчины так и говорят своим женщинам, мол, покорми, денег нет!» Это было чепухой, Марина не была его женщиной.

Иван вернулся в кухню и тут же почувствовал отчетливый запах газа. Он перекрыл газовый вентиль, распахнул настежь окно и приник к газовому шлангу. Так и есть! Пахнет газом! Иван позвонил в аварийную газовую службу.

– Вентиль перекрыли? – без интонаций прогнусавил голос неопределенного пола.

– Перекрыл.

– Окно открыли?

– Открыл.

– Ждите.

«Что ты будешь делать? Какая трагедия, этот Артур просто урод! Сознательно не докрутил гайку на шланге!»

Иван думал о том, как мама отца, бабушка Маша часто повторяла: «Люди – это дерьмо на блюде!» Как же она была права. Потом Носкович прикинул, что ему придется заплатить и за вызов аварийной бригады, а это значит, что на месяц он останется совсем без денег. «Ничего, займу у кого-нибудь». Носкович поморщился, он занимал деньги только однажды, когда нанял проститутку. Гигиеническая нормированная, процедурная «любовь» – вот так и вот этак – без поцелуев, без слов, почти без дыхания – это были душные воспоминания.

«Пустое, все не просто прошло, а и умерло»

…Был уже глубокий вечер, когда приехала пара «аварийных газовщиков». Это были степенные солидные мужчины в спецовках с нашитыми на груди фамилиями: «Миюц О.И.» и «Папинус В.А.»

Иван объяснил все, как было, затем подумал: «Странные для Кургана фамилии». И вслед: «У тебя у самого-то какая? А фамилия Кюхельбекер?» Иван вспомнил, когда у матери было плохое настроение, она говорила: «Курган – место ссылки!»

– Понятно, – сказал Миюц О.И., высокий джентльмен с деревянной спиной.

– «Юпитер» – это дерьмо космического масштаба, – почти остроумно добавил Папинус, В.А., круглый дяденька с застывшей улыбкой человека, не ставшего палачом, но, вероятно, сохранившего неосознанную мечту.

– Мы часто за ними подчищаем, – сообщил Миюц О.И., не без профессиональной гордости.

Прибором с неприлично трясущимся щупом, Папинус В.А. тщательно замерил уровень газа, развинтил шланг, осмотрел его, смазал какой-то вонючей мазью и поставил шланг на место. Миюц О.И. зажег по очереди все конфорки, затем проверил духовой шкаф.

– Все в порядке.

Папинус В.А. протянул Носковичу какие-то бумаги, тот расписался рядом с галочками. У Ивана оставались еще какие-то деньги.

– Сколько я вам должен?

– Нисколько, мы же аварийная служба, – торжественно заявил Миюц О.И.

– И все же?

– Мы не возьмем, нас за это наказывают, – официально добавил, вероятно, многажды наказанный Папинус В.А.

«Аварийные газовщики» и уйти умудрились солидно. На лестничной площадке уже не пахло борщом.

«Конечно, все уже съели», – неприязненно подумал Иван. Затем он подумал о том, что одного из газовщиков он точно где-то видел. Но кого из них и где?

Он вернулся в кухню и тут же заглянул в холодильник. Было еще немного колбасы и килограмм пельменей.

«Ничего, проживу, – сдерживая себя, он решил не звонить Марине, – обойдусь!»

Был двенадцатый час ночи, когда Иван принял душ, почистил зубы, надел свежую пижаму. Разложил и застели диван, затем лег и блаженно закрыл глаза. Еще совсем недавно он перечитывал перед сном любимые книги, но сейчас и это казалось докукой. В последнее время он научился ни о чем не думать и ни о чем не жалеть перед сном. Обычные его дни походили один на другой, даже выходные и праздники, радовал только сон. Он уже не спрашивал себя, отчего он отказался от семьи и, хотя бы от какой-то, но карьеры. От каких возможных неприятностей он себя оградил, и, главное, зачем? Кроме криворуких проводов родителей на тот свет – он старался как мог – он пока ничего не смог в своей жизни, и даже, кажется, и не пытался, впрочем, он уже не помнил свои желания. Для чего он прожил такую блеклую жизнь, он не знал, и уже не хотел знать, на этот случай у Носковича была теория, когда ты притрагиваешься к жизни в попытках понять хоть что-то, она тут же меняет правила игры, поэтому жизнь невозможно понять, и, соответственно, оценить.

«А с другой стороны, отчего бы мне, выйдя на пенсию, не заняться фотографией? Ни для кого, для себя».

Он вспомнил замечательную фотографию красивой Светланы Варгановой. Мысль о фотографии нейтрализовала гадливые ощущения прошедшего дня, Носкович почувствовал это почти физически. Его семнадцатилетие, сминая податливое время, коснулось нынешних его лет, и он понял, – расплата за пустоту минуема. Жизнь – долгая история, но каждый отдельный день дольше целой жизни.

Он займется фотографией, он будет снимать голую Марину с ее «литым» «круповским» задом, но ни о какой женитьбе на Марине не может быть и речи, – Иван знал это наверняка. Вероятно, так и работает механика Мироздания, фотография Светланы Варгановой была сделана в юности как проброс в будущее, и не важно сколько прошло лет, – время очевидно бесконечно.

Где-то в мгновении, которого нет, то есть между сном и явью, он успел уловить: «Это не оправдание, я в нем не нуждаюсь, это какая-то другая моя потребность». Затем, успокоенный, Иван легко вспомнил, где он видел этого уже пожилого мужчину с прямой спиной, Миюца О.И. Олег Миюц учился вместе с Иваном целых два года, 9 и 10 класс «А», в средней школе № 29, что находилась по адресу Въезжая улица, 7. Кажется, у него было отчество Иванович. Узнал ли его Олег Миюц или нет, Ивану было безразлично, и уже уснув, он понял, спустя сорок лет, он все еще сожалел о не случившейся поездке в Румынию...

(Москва, кафе «Бухарест» – Курган, кафе «Рекорд», 1-3 августа 2015)